Сначала прошел слух о страшном наказании: Балагаз, Адильхан и их жигиты будут отправлены на пожизненную каторгу. Адвокат и Абай, использовав все средства, сумели облегчить дело: жигиты были приговорены не к каторге, а к высылке под Иркутск.
Родичи, жившие в городе, со слезами прощались с осужденными, но надежды на их возвращение не теряли.
— Подождите, еще вернетесь на родину, в свои аулы! — утешали они ссылаемых, стараясь поддержать в них веру в будущее.
Абаю пора было возвращаться домой. Он пришел проститься с Андреевым.
— Вы болеете душой за свой народ, хоть и молоды годами, — сказал ему адвокат. — Это — великое достоинство. Но если вы по-настоящему думаете о судьбе народа и о себе, вы должны стремиться к свету. Учитесь.
Он словно угадал самые затаенные мечты Абая.
— Я мечтаю об учении. Но только — где? В школу не поступишь — я уже перерос… Скажите мне, можно ли учиться иначе, без школы?
Адвокат успокоил Абая, сказав, что возраст не помеха ученью: есть люди, которые принялись за свое образование к сорока годам, начали с самоучек — и стали крупными учеными; он называл их имена и объяснял, как можно учиться, не поступая в школу. Андреев дал ему слово, что найдет для него учителя. Абай должен твердо решиться засесть за книги и работать: если он готов на это, двери науки распахнутся перед ним.
Радость Абая не имела границ. Ему казалось, что узел, крепко стягивавший его жизнь, начал распутываться. Он поехал в аул, чтобы получить благословение семьи, собрать средства и как можно скорее уехать. Молодой задор охватил его.
В Жидебае он задержался ненадолго. Дильда и мать согласились легко, а других он не стал спрашивать. В Семипалатинск он отправил Мирзахана с лошадью, которую должны были там заколоть. Теперь вставал вопрос о деньгах. Для этого он выслал в город шкуры и несколько голов крупного скота, после чего собрался и сам.
Минувшим летом Дильда родила третьего ребенка. Крошечный Абдрахман уже умел смеяться. Это был первый ребенок, который пробудил в Абае отцовское чувство.
Все дети Дильды были похожи не на Абая, а на мать: у них у всех были не смуглые, а светлые личики. Этот тоже был беленький, но тонкие черты продолговатого личика, чудесные большие глаза и ясно очерченные бровки — все это было какое-то иное, свое, дорогое Абаю.
Абай простился с Дильдой наедине. Он не стал много говорить. Дильда, сдержанная, скупая на слова, пожелала мужу только одного:
— Дома у тебя остается старая мать и маленькие дети. Не забывай о них, а для себя я ничего не требую. Не заставляй долго ждать, приезжай, когда будет можно! — И она улыбнулась.
Ни вздохами, ни слезами Дильда не выразила своего волнения. Она всегда была сдержанной, но, если у нее было что-нибудь на душе, она сразу высказывала это откровенно, без уловок и прикрас. Абай с участием взглянул на жену и погладил ее по плечу.
— Я еду не веселиться, а добывать человеческое достоинство, запомни это…
Он одел маленького Абдрахмана, взял его на руки и пошел к матери.
Улжан заметно постарела за эти годы. Она, не сводя глаз, смотрела на сына. Взяв из его рук ребенка, старая мать на минуту прижалась лицом к его головке и передала его Дильде. С легким вздохом она притянула к себе Абая и поцеловала его. На ее побледневшем лице отражалось все волнение материнского сердца.
— Свет мой, покойная бабушка называла тебя «мой единственный»… Для нее все остальные были одно, а ты — другое. Помнишь, как во время твоей болезни она молила о тебе бога: «Огради, боже, душу света моего от жестокости и беспощадности…» Она и ушла от нас с этими словами…
Улжан замолчала.
Абай помнил слова Зере: мать немного изменила их.
— Пришло твое время, — снова заговорила Улжан задумчиво, — легло перед тобой поле твоей битвы. Будь на нем батыром. Каким путем ты добьешься победы — теперь ты сам видишь лучше нас. Нам ли быть путами на твоих ногах? Дай бог тебе счастья!..
Абай, как и в детстве, обнял мать и без слов простился с нею. Весь аул высыпал на проводы. Абай уже сидел на коне, мать снова окликнула его.
— Абай-жан, ты бы заехал по пути в аул Тойгулы! Отец со своими отправился туда на сватовство. Он просил, чтобы мы тоже всем аулом поехали за ним. Мне это трудно. Но, если и тебя не будет, отец обидится. Погости там немного — и поедешь дальше! — попросила она.
Абай обещал заехать, простился и тронулся в путь.
Аул Тойгулы, о котором говорила Улжан, был не по пути Абаю: он стоял в стороне, на склоне горы Орда, немного ближе к Семипалатинску, чем Жидебай.
Тойгулы — крупный бай племени Мамай. Этой зимой Кунанбай решил с ним породниться. Зима стояла хорошая, скот был упитан, поэтому Тойгулы заранее условился со сватами о времени их приезда. Теперь Кунанбай с целой толпой сородичей поехал справить сговор и погостить у свата.
Абай и Ербол приехали туда же. Кунанбая сопровождали Каратай, Жумабай, Жакип и другие старики. Все три дома Тойгулы были полны гостей, повсюду царило веселье, шум и смех. Абай с Ерболом вошли в дом и стали молча прислушиваться к общей беседе. Каратай, как всегда, говорил больше всех.
Потолковав о разных вещах, старшие начали сравнивать прежнее время с теперешним. Каратай рассказал о своей молодости, вспомнил, как жили отцы и деды, и заговорил о настоящем: люди мельчают и, как скот во время джута, стали тощими в достоинствах…
Абай усмехнулся и начал возражать: