Путь Абая. Том 1 - Страница 252

252

— Итак, сородичи, — обратился он к ним, — насколько я понял, спор перешел в тяжелую вражду. Вы скот угоняете друг у друга, дошли до набегов и схваток. Сначала речь шла только о калыме за невесту, теперь сумма тяжбы превышает калым за несколько невест, она стала больше куна за убийство. Поэтому человек, которому надо вынести решение по вашему делу, должен многое проверить и знать все подробности. Одному на это не хватит ни времени, ни сил. Где-то я прочел слова: «Один ум — хорошо, а два — еще лучше». Если вы согласитесь, я возьму себе биев-помощников. Они перед вами: Жиренше и Уразбай, оба из Тобыкты, которому вы доверили разбирательство…

И Жумакан и Тойсары, даже не совещаясь со своими товарищами, тотчас ответили за всех:

— Пусть будет так, как ты сказал!

— Твоя воля — кого брать в помощники…

Барак-Тюре, высокий и цветущий, добавил, поглаживая свою черную с проседью бороду:

— Мы, сыбанцы, выбрали именно тебя, полагаясь на твою справедливость. Бери хоть двоих, хоть пятерых, нам они не нужны, — последнего решающего слова мы ждем только от тебя самого. Как говорит поговорка: «Биев много, а приговор один: всем спорам Майкы-бий господин…»

Жумакан в знак согласия молча кивнул головой.

Тойсары сказал почти то же, но несколько иначе:

— Не нам учить тебя, самому ли тебе лететь или на чужих крыльях. Дело мы передали тебе, от тебя и ждем решения.

Абай молча поклонился представителям обеих сторон, и на этом закончился первый разговор. Третейский судья прежде всего должен быть немногословен и сдержан. Слово — предатель мысли. У обеих сторон немало кляузников, старающихся угадать ход разбирательства и вовремя использовать это. Чтобы слова его не были истолкованы как приязнь к одной из сторон в ущерб другой, Абай ничего не ответил.

Когда он остался наедине со своими помощниками, Жиренше со свойственной ему наблюдательностью отметил:

— Утверждать, конечно, пока еще рано, но похоже, что кереи поручают тебе дело с открытой душой, а у Барака что-то на уме!..

Но и на это Абай ничего не ответил, хотя сам думал так же. Он поручил им провести расследование на месте: Жиренше должен был ехать в Керей, Уразбай — в Сыбан.

— Много и добра расхищено, и жигитов побито при каждом барымте и набеге. И расспрашивать и узнавать вам придется много. Но видимость и истина — вещи разные. Враждующие смешивают правду с ложью, преувеличивают, недоговаривают. Будьте сдержанны, не открывайте своего мнения, не говорите: «Это хорошо, это плохо, тут правда, а там ложь». Храните свои мысли при себе. А в особенности не высказывайте благосклонности и не давайте никаких обещаний, это свяжет вас. А если вы будете связаны, и на меня ляжет обязательство. И еще прошу вас: не входите ни в какие сделки, не продавайтесь! Это — мое основное требование к вам обоим. Сородичи избрали меня, надеясь на мою честность, так будьте же мне друзьями, будьте крыльями моими — такими крыльями, которые знают только пути справедливости и правды!

Так Началось следствие по делу девушки Салихи. Оно затянулось на целую неделю. Расследование шло в трех местах одновременно — и в Сыбане, и в Керее, и здесь, на съезде, где собралось много и жалобщиков и свидетелей обеих сторон.

Сам Абай допрашивал только «хозяев слова» — главного истца и главного ответчика: старика жениха Сабатара из Сыбана и отца невесты — Калдыбая из Керея. Он точно выяснил убытки, понесенные сторонами от расторжения свадебного сговора: калым, подарки, приданое.

Умерший жених Салихи был любимым сыном богача Байгебека, и калым за невесту был уплачен большой, один из самых крупных в округе. Когда жених умер и Салихе предстояло выйти замуж за старика, Калдыбай, заявив, что его дочери приходится теперь идти за неровню и терпеть унижение, взял с самого Сабатара еще половину калыма. Абай подробно расспросил об этом и с точностью выяснил размер дополнительного калыма.

Но со своей стороны и Калдыбай понес значительные расходы. Желая отпустить дочь к мужу соответственно ее достоинству, он увеличил заготовленное приданое. Кроме новой восьмистворчатой юрты с убранством, все, что давалось девушке, имело счет двадцать пять. Приданое начиналось с купленного у кокандского каравана за сто овец шелкового ковра. Дальше шли — двадцать пять меховых шуб, двадцать пять вышитых кошм, двадцать пять сундуков. Платье, белье, скатерти, посуда, подушки, одеяла — всего было по двадцать пять штук. Даже убранство высокой кровати с костяной резьбой, сделанное из шелковых тканей, соответствовало той же цифре.

Но все это добро находилось еще в Керее, калым же был получен полностью, — а невеста отказалась.

Сыбанцам больше всего было жаль огромного количества скота, отданного в счет калыма, и поэтому-то сразу же после разрыва сватовства они начали угонять у кереев коней. В свою очередь, и те прибегли к барымте, чтобы пополнить косяки, которые они считали уже своими. Каждая сторона старалась захватить не меньше угнанного. Набег сменялся набегом. Силачи-жигиты, ловкие в набегах, воры, барымтачи не знали покоя. Всякий, кто был способен поднять соил, ввязывался в борьбу. Вокруг неудачного сватовства затянулся крепкий узел вражды.

Абай поочередно вызвал всех причастных к свадебному сговору людей как из Керея, так и из Сыбана, беседовал с ними, входя во все подробности. Наконец он захотел знать, что говорит сама девушка, из-за которой вспыхнула вся тяжба.

Салиха, приехавшая в Балкыбек, чтобы собственноручно вручить жалобу начальнику Каркаралинского уезда, осталась на съезде. Абай послал за ней Ербола и Кокпая и вызвал ее вместе с ближайшими родственниками в юрту Оспана, где жил сам.

252