Путь Абая. Том 1 - Страница 271

271

По этому морю жизни плывет одинокий корабль. Подняв паруса, он уходит в неведомый, но чудесный, озаренный светом путь к неведомым, далеким берегам. На парусах его начертано: «Борьба и надежда». Корабль, поднявший на себе надежды народа, плывет к гавани, имя которой — Грядущее. Это корабль Абая прокладывает в мир широкий, прямой, уверенный путь.

Абай пристально смотрит с холма на далекий темнеющий горизонт, взором мысли провожая корабль в желанное плаванье. Высоко над степью сидит на холме Абай, один со своим вдохновением. Впервые за всю жизнь он чувствует сейчас гордость. И на эту гордость он имеет право.

Но эта мысль сверкнула мгновенно промелькнувшим ликом радости. Сменив ее, о берег его души ударяет новая волна мыслей. Точно черные тучи набегают на него: надвигается другой лик — хмурый лик жестокой жизни. Он закрывает сияющую радость, надвигается властно и мрачно.

Впереди жизнь и борьба. И в этой борьбе — он один. Правда, у него есть сила и надежда. Его сила — это поэзия, его надежда — народ. Но эта надежда еще в беспробудном сне. А сила его — не останется ли она непонятой, неузнанной? Хватит ли у него терпения, хватит ли воли — воли, стойкой в одиночестве?

Он на вершине, на середине жизненного пути. А там позади, в пройденном, в прожитом, — чего больше: потерь или приобретений?.. Да, многого из того, что отошло от него, ему не жаль… Чужим ушел отец Кунанбай, чужим стал брат Такежан… И много еще таких Такежанов стало врагами — один за другим отошли Жиренше и Уразбай… Ну что ж… Пусть оторвались, пусть ушли те, кому следовало уйти! Их еще будет немало. Лишь бы остался с ним народ, лишь бы остался в его руке светильник, освещающий его тропу к родному народу…

И он шепчет эти слова, как тайную клятву свою.

— Где же море? — словно пробудился он и окинул степь взглядом.

Теперь она не казалась ему морем: это была обычная безлюдная равнина, безмолвная равнина Ералы. На ней вдруг взвился клуб пыли… Еще… Пухлые облачка вспыхивают одно за другим… Что это может быть?

К Абаю подскакал всадник. Он подскакал сзади, и Абай только теперь заметил его. Загнанный конь его был весь в мыле, сам всадник тяжело дышал. Это был гонец от жатаков Ералы, посланный Даркембаем, — юный Садвокас, тот самый, которого Абай когда-то отвез в школу.

Садвокас заговорил дрожащим от гнева и обиды голосом: — Глядите, Абай-ага, видите там клубы пыли? Это же разбой!.. Насильники напали на жалкие стада жатаков! Последних коней отбили и угоняют! Опять нас ограбили!..

Ни моря, ни мечты… Угасла даже малая радость, даже слабое утешение… Жизнь, с ее горькой правдой, с ее жестокой борьбой, снова властно звала Абая в схватку.

notes

1

Тобыкты — многочисленное племя казахов Среднего Жуза (Средней Орды), населявшее южную часть нынешней Семипалатинской области — всю территорию Чингисского хребта и степи к северу от него. Соседями тобыктинцев были племена: на юге — Керей, на западе — Каракесек, на севере — Уак, на востоке — Сыбан.

Племя Тобыкты разделялось на несколько родов, из которых в романе действуют: Иргизбаи, Жигитеки, Бокенши, Торгаи, Топаи, Карабатыры, Кокше и др. Абай происходил из рода Иргизбай.

2

В кочевом быту казахов аул представлял группу юрт, объединенную по хозяйственному и семейному признаку. Аул имел свои постоянные урочища для кочевки: коктеу — весеннее, жайляу — летнее, кузеу — осеннее и кстау — зимнее, где были выстроены деревянные и глиняные постройки. Урочища эти закреплялись за данным аулом по соглашению между старейшинами родов и были постоянной причиной раздора между отдельными аулами и целыми родами.

Хозяином аула являлся зажиточный человек, глава семьи, бай, или старейшина, и аул назывался по его имени. Его «Большая юрта» ставилась на краю аула, за ней по дуге располагались отау («Молодые юрты») женатых сыновей, затем ближайших родственников, специальные «Гостиные юрты» для приезжих и дальше — юрты «соседей», обслуживающих аул. На этом краю аула устраивался котан — открытый загон для овец, жели — привязь для жеребят, ставились юрты для варки сыра и т. д.

Сыновья и ближайшая родня хозяина аула кочевали вместе с ним до тех пор, пока поголовье аульного стада не превосходило установленного количества, когда общий водопой, пастьба и уход за скотом становились уже неудобными (так, например, нельзя держать в одной отаре более тысячи овец). Тогда члены семьи выделялись из «Большого аула» отца со своим скотом, юртами и «соседями», образуя новый самостоятельный аул, кочующий и зимующий отдельно, но обычно по соседству.

Все хозяйственные работы в ауле несли «соседи» — бедная родня или батраки, получавшие натуральную оплату в виде доли удоя, шерсти, обусловленного количества голов скота на убой: табунщики, пастухи, чабаны, доильщики, повара, водовозы и т. п. Беднейшая часть «соседей» — жатаки — не уходила с аулом в сезонную кочевку, оставаясь на зимовке охранять постройки.

3

В кочевке юрты перевозились в разобранном виде на верблюдах или вьючных конях. Постройка юрты требовала нескольких часов времени. Сборка начиналась с установки по кругу нижних решетчатых стенок — кереге. Затем к ним крепились длинные гнутые жерди — уыки, сходящиеся куполом и соединяемые наверху кольцом — шанраком. На этот остов накидывался закрепляемый веревками простой войлок или богатые белые кошмы, украшенные порой аппликациями из цветного сукна. Размер юрты зависел от размера боковых стенок — кереге (2–3/ метра каждая) — и от количества их. Самая маленькая юрта составлялась из трех кереге, богатые юрты — из шести или восьми («шестистворчатая», «восьмистворчатая» юрты). Иногда в торжественных случаях (свадьба, приезд начальства, выборы) юрты составлялись по две и по три вместе; тогда для внутреннего прохода вынимали часть кереге.

271