Путь Абая. Том 1 - Страница 73

Кто-то неожиданно толкнул его сзади. Чей-то голос сказал короткое: «Едем!» Абай быстро обернулся. Его точно разбудили. Это был Такежан. Заметив волнение Абая, он поморщился и зло усмехнулся.

— Что это ты раскис? — насмешливо спросил старший брат.

Абай вздрогнул, нахмурился и провел рукою по лицу. Он вовсе не собирался плакать и сам не подозревал, что крупные слезы давно катились по его щекам.

Траурный караван уже успел пройти. Между ним и остальной кочевкой, следовавшей несколько позади, образовался широкий промежуток. Дети тронули коней вслед за Такежаном. Оспан сорвал с одного из мальчиков малахай, надел его задом наперед и с хохотом ударил своего коня.

Но, увлеченный своею шалостью, он совсем забыл, что под ним упрямый стригун, и ударил его, даже не прижав ног к его бокам. Дикий конь опять начал кидаться. Не успел Оспан подобрать поводья, как тот неожиданным прыжком сбросил его. Однако мальчик не растерялся, — отлетев в сторону, он не выпустил поводьев и, быстро поднявшись, резко дернул их. Раскрасневшийся и хохочущий, он как ни в чем не бывало снова вскочил на стригуна и, не давая ему опомниться, стал осыпать его ударами плети. Стригун помчался вперед, сопровождаемый детьми.

Такежан и Абай ехали не торопясь и отстали. Такежан не переставал разыгрывать взрослого.

— Ты что — парень или баба? С чего это ты разревелся?

Абай рассердился:

— А вот ты вырос, а ума, видно, не нажил! Разве он нам чужой? Ты сам должен бы оплакивать его!

— Нам плакать?.. Они даже не позвали нас на похороны!

— Тебя не пригласили живые, при чем тут мертвый?

— При всем! Он сам был в ссоре с нашим отцом.

— А кто виноват в этой ссоре? Ты, видно, во всем разобрался, все понял — скажи: кто прав, кто виноват?

— Понял или не понял, я на стороне своего отца! Кто друг отцу — друг и мне. Кто ему враг — тот враг и мне.

— Неужели ты думаешь, что волчонок от великого ума бежит за волком?

— Не болтай вздора! Для тебя, понятно, нет никого умней бабушки, хоть она и выжила из ума от старости!

— А ты стоишь за отца. Много ты от него ума набрался?

— Что? Так, по-твоему, я дурак? — Такежан выругался.

— Вот-вот! Ты, видно, только для того и вырос, чтобы сквернословить! Хорош взрослый — только и слышно, как ты ругаешь пастухов, доярок, батраков!

— Ишь какой храбрый!.. Вот подожди, я все расскажу отцу.

— Говори сколько хочешь! Я тоже расскажу бабушке, как ты назвал ее выжившей из ума.

Такежан замолчал. Серьезных схваток он не выдерживал — недоставало решительности. Отец был далеко — ему не пожалуешься. И кто знает, чью сторону он примет. Бабушка сердится редко, но уж когда рассердится, то бывает очень крута. Как-то весной Такежан обругал женщину из своего аула — и нажил себе большую неприятность. Когда та, получив незаслуженное оскорбление, со слезами пришла к Зере и Улжан, бабушка вскипела от негодования, — она вызвала Такежана к себе и крепко отколотила его. Это произошло, когда Такежан, как настоящий взрослый жигит, собирался ехать к своей невесте.

Сейчас, споря с Абаем, он вспомнил это и старался прекратить ссору.

— Да брось ты, право! — сказал он и, снова выругавшись, хлестнул коня и поскакал вперед.

Абай был рад, что избавился от него, и, продолжая ехать шагом, снова задумался.

«Не от великого ума волчонок бежит за волком». Слова вырвались у него в споре, и лишь теперь он сам понял их смысл. Всякий сумеет следовать по проторенной дорожке, проложенной отцами! Если ты в силах, ищи своих путей…

Погруженный в размышления, Абай не заметил, как доехал до Баканаса.

Как только Зере и Улжан узнали от Абая, что аул Божея прибыл на свое жайляу, они спешно отправили нарочного к Кунанбаю. «Траурный аул совсем рядом с нами. Если мы сейчас не съездим туда, — как будем потом смотреть в глаза людям? Пусть быстрее решает, что нам делать», — передавали они.

Кунанбай решился. В ту же ночь он с Кунке, десятью старейшинами и жигитами приехал в Баканас. Все двадцать аулов, расположившиеся там, запасали кумыс, отбирали и кололи скот, предназначенный для поминок.

К полудню двинулась в путь толпа верховых — около пятидесяти мужчин, до сорока женщин и небольшая кучка подростков — Абай, Такежан, Оспан и другие. Только Зере и Улжан сели в повозку. С ними ехала еще одна пожилая женщина, которую все называли Сары-апа. По распоряжению Кунанбая, повозка эта отправилась в путь раньше верховых.

Кунанбая сопровождали братья — Майбасар и Жакип, ближайшие родные, а также старейшины других родов, державших его сторону, — Жуантаяка, Карабатыра, Топая и Торгая. Кунке, Айгыз, младшая мать Тоншолпан и другие ехали, немного отстав. Свита Кунанбая двигалась отдельными отрядами позади ага-султана.

Приблизившись к траурному аулу, вся толпа с криком и воем, далеко разносившимися по равнине, понеслась по склону вперед.

Старый обычай требовал, чтобы приезжающие для поминок летели к аулу умершего вскачь, с печальным кличем: «Ой, родной мой!» Начинать должны были старшие. Задние ряды ждали знака от передового отряда. И когда Кунанбай со своей свитой поскакал вперед с криком и плачем, все ехавшие позади тоже ринулись за ними, присоединив свой плач.

Абай был в среднем отряде. Рядом с ним скакали его старший брат от Кунке — Кудайберды, посыльный Жумагул, старый Жумабай, за ними — Такежан, Оспан и другие.

— Ой-бай, родной мой!.. Брат мой!.. Утес мой недосягаемый!.. Опора моя! — кричали люди, мчавшиеся рядом с Абаем.