Путь Абая. Том 1 - Страница 79

Кунанбай не подозревал этого и отступил. Байдалы, в свою очередь, не рискнул преследовать уходящего противника.

Так закончилась трехдневная Мусакульская битва. Кунанбай не сумел сломить противника, а жигитеки доказали свою способность отражать любое нападение Кунанбая и с оружием в руках отстаивать свои права.

Битва кончилась, но слухи, толки, неугомонная молва, горячие споры и бесконечные рассказы носились в воздухе и, как пожар, охватывали весь край со всех сторон.

Что касается самих главарей, то Байдалы и его друзья стали говорить более уверенным голосом и точно выросли на голову. Приближенные Кунанбая, наоборот, были сдержанны и молчаливы. Они, казалось, застыли в яростном безмолвии. Уже одно это говорило о их неудаче.

Что делать дальше? Как заставить повиноваться тех, кто и впредь осмелится выступить открыто и пожелает померяться силами в схватке?.. Кунанбай волновался от одной этой мысли.

Прошло десять дней полного затишья, молчания и покоя. Противники Кунанбая торжествовали. «Рухнул утес Кунанбая, дрогнула его сила», — повторяли они. У них шли непрерывные взаимные угощения, для которых не жалели ни коней, ни баранов. Они совершали благодарственные молитвы, завязывали дружбу и в порыве общей радости роднились, сватались и праздновали сговоры.

Род Жигитек торжествовал недаром: на десятый день после отъезда Тусипа прибыло из Каркаралинска пятнадцать вооруженных казаков. Тусип к этому времени тоже успел вернуться к своим. Все решили, что по заявлению рода Жигитек приехал «чиноулык» с вооруженной охраной для допроса Кунанбая.

С отрядом действительно приехал чиновник Чернов, командированный корпусом. Для прибывших поставили десять юрт между Жидебаем и Мусакулом. В течение трех дней Чернов вел следствие. С самого приезда он стал держать себя с Кунанбаем строго. Вопрос о снятии его с ага-султанства он, видимо, считал уже решенным и хотя открыто этого не говорил, но обращался с ним, как с обыкновенным подследственным. Жигитеки, бокенши, борсаки и котибаки учли это и засыпали чиновника жалобами.

Но сообщники Кунанбая тоже не дремали и платили противнику той же монетой. «Убивали людей! Грабили аулы! Палили пастбища! Доводили беременных до выкидыша!» — самые невероятные жалобы на видных старейшин Жигитека и других родов, действовавших с ним заодно, поступали к Чернову. В этих заявлениях доказывалось, что Кунанбай вел справедливую борьбу с такими преступлениями и что виновные в них мстили ему теперь клеветою. Друзья Кунанбая защищали его всеми правдами и неправдами.

Чиновник не стал выносить заключения на месте. Он только выслушал жалобы обеих сторон и на третий день вечером объявил Кунанбаю:

— Вы поедете с нами в Каркаралинск. Выезжаем рано утром. Собирайтесь.

Это уж действительно пахло бедой.

Выйдя от чиновника, Кунанбай собрал на совет десять самых близких своих друзей и родичей. Среди пожилых были Изгутты, Жакип и Майбасар, из молодых — Кудайберды и Абай.

Совет вел сам Кунанбай. Он сообщил собравшимся о грозившей опасности. Кое-кто из стариков размяк и хотел было прослезиться, но Кунанбай сурово отрезал:

— Нечего реветь! Если ты в силах, дай совет. Помоги!

В такие минуты красноречием и многословием не поможешь. Надо было найти путь для решительных действий. Но никто не указал его. Кунанбай, поняв беспомощность своих друзей, начал сам.

— Дело передается на рассмотрение властей. Теперь все зло — в бумагах, а разве бумага считается с честью, именем, званием? Если сумеете, остановите дальнейшие жалобы, чтобы они не преследовали меня по пятам. Ничего не жалейте, но остановите! — твердо сказал он.

Что для этого нужно предпринять — ни один из ограниченных и нерешительных родичей сообразить был не в состоянии. Не нашлось ни одного человека, который смог бы нащупать выход. Абай был поражен растерянностью и безволием людей, окружавших его отца. Раньше он избегал говорить и давать советы, но сейчас решился.

— Чтобы остановить жалобы, нужно расположить к себе тех, с кем мы в ссоре, — сказал он.

Кунанбай бросил на него суровый взгляд:

— Уж не предложишь ли ты челом им бить?

— Нет, зачем? Но надо вернуть им отнятое и возместить убытки. Иначе они никогда не замолчат.

Кунанбай понял, но он хотел услышать мнение других, а потому выжидательно промолчал.

К совету Абая присоединились все. Но высказывались робко, неопределенно, хотя в конце концов приходили к тому же выводу. Один Изгутты отрезал напрямик:

— Все они — и жигитеки, и бокенши, и котибаки — думают только о пастбищах и зимовьях. Попробуем поделиться землею, больше делать нечего!

По существу такое решение было равносильно тому, чтоб принести повинную роду Жигитек. Гордость Кунанбая жестоко страдала. Он горел в бессильной ярости, но ни звуком себя не выдал: приходилось идти на уступки. «Если их удовлетворит земля и скот, пусть жрут и успокоятся! Ничего не поделаешь, жизнь безжалостна и требует жестокого унижения», — решил он.

Он отпустил собравшихся и оставил у себя только Жакипа, Майбасара и Изгутты, чтобы растолковать им, через кого следует начать переговоры с жигитеками.

Умилостивить врага — нелегкое дело. Идти к самому Байдалы — даже не унижение, а несмываемый позор. А эти недогадливые родичи способны на все. Кунанбай предвидел их беспомощность и сам назвал людей, которые могли бы стать посредниками в переговорах.