Путь Абая. Том 1 - Страница 257

257

С первых же дней Михайлов принял близкое участие и в самом Абише, и в вопросах его воспитания и дал Абаю еще один совет:

— Ваш старший сынок, Ибрагим Кунанбаевич, по-моему, способен учиться серьезно. Вы не огорчайтесь, что он немного перерос… Пожалуй, оно даже и лучше, что он приехал сюда, уже получив кой-какие знания на родном языке. Может быть, именно теперь ему и будет легче перейти к ученью на другом языке. Послушайтесь меня: пусть за эту зиму ваш Абдрахман хорошенько подготовится с учителем, а на будущую — определите его в школу, только не у нас в Семипалатинске: в Тюмени учебные заведения гораздо лучше наших. У меня там есть хорошие знакомые, может жить у них. Лето он пусть проводит в степи, а зимой живет в городе и получает русское воспитание. Если его не подведет здоровье, будем надеяться, что в будущем и в Питер его снарядим, в университет!

Абай горячо поблагодарил Михайлова, который, как настоящий друг, заботился о его детях гораздо больше, чем все друзья и родственники в ауле. Советы его Абай принимал не задумываясь.

Они беседовали в просторном кабинете Михайлова. Уже начинало темнеть. Из внутренних комнат к ним вышла молодая женщина, держа в руках настольную лампу. У нее было нежное круглое лицо, пышные русые волосы и большие синие глаза. Абай впервые видел ее в этом доме, — обычно, когда друзья встречались, в квартире бывала одна только Домна, выполнявшая домашнюю работу.

Женщина скромно поздоровалась с гостем. Михайлов поднялся ей навстречу, взял из рук ее лампу и, поблагодарив, подвел к Абаю и ласково обратился к ней:

— Познакомьтесь, Лизонька, это мой друг Ибрагим Кунанбаевич. — И, заметив на лице Абая недоумение, слегка покраснел и засмеялся. — Знакомьтесь, Ибрагим Кунанбаевич, моя жена — Елизавета Алексеевна.

Абай растерялся. Он не знал, как принято у русских поздравлять в таких случаях.

— Что же вы скрывали, Евгений Петрович? Ведь я ничего не знал… Желаю вам счастья… — неуверенно заговорил он.

Эта женщина ничуть не была похожа на петербурженок и москвичек, которых Абай изредка встречал в домах начальства или у Акбаса. Она казалась самой обыкновенной местной жительницей, каких Абай ежедневно видел на улицах Семипалатинска. Во всех ее движениях и в обращении с мужем и с гостем сквозила застенчивость. Она побыла в комнате лишь несколько минут и вышла, тихая и неторопливая. Михайлов тут же рассказал Абаю короткую историю своей женитьбы:

— Я ведь совсем недавно женился, неожиданно для себя, без всяких сложных рассуждений. Она — девушка из скромной местной семьи, не получила ни нужного образования, ни воспитания… Вот вы обучаете Абиша, а я ей стараюсь дать домашнее образование… Воспитать ее и сделать другом, равным себе, — мой долг…

О крупном событии своей жизни он рассказывал с какой-то неловкостью, будто стесняясь. Абай не стал расспрашивать подробнее, и Михайлов тотчас заговорил о своем возвращении на службу в областную канцелярию.

На этот раз Абай жил в городе очень долго. Однажды он приехал в дом Тинибая, где не был с самого приезда, и остался ночевать у Макиш. Та упрекнула брата за долгое отсутствие и шутливо напомнила ему, что раньше, когда здесь была Салтанат, он появлялся чаще. Имя Салтанат вызвало в Абае светлые воспоминания об их удивительной дружбе, и он сказал, медленно роняя слова:

— Салтанат… Чудная Салтанат… Как она была хороша!.. Такой драгоценности я не встречал среди наших девушек. — И, быстро повернувшись к сестре, он спросил: — Расскажи, что с ней стало? Как она живет? Встречалась ты с ней за эти годы?

Макиш начала рассказывать. Абай жадно слушал дорогие для него вести.

Салтанат давно уже замужем за тем, кому она была тогда просватана. Она уже простилась со своей волей, с тех пор ей удалось побывать в городе только этим летом. Она привезла с собой маленького сына. Подруги проводили вместе целые дни. Как-то Макиш повезла свою гостью на Полковничий остров, они взяли в лодку кумыс и еду и провели весь день в задушевной беседе…

Тут Макиш удивила Абая: оказалось, она знала все стихи брата, сочиненные им за эти годы. И тогда, на острове, она все их перечитала и перепела подруге. Салтанат слушала молча, с глубоким волнением, потом, подозвав к себе сынишку, обняла его и обратилась к Макиш:

— Жизнь далеко увела меня от моих мечтаний… Дни встреч с Абаем кажутся мне вот таким же островком — тенистым, цветущим, счастливым островком в радостном весеннем убранстве… Блаженны были те недолгие дни… Я покорилась моей участи. Я принадлежу другому, мне не о чем молиться для себя… Но сегодняшний разговор с тобой, милая Макиш, воспоминания, песни Абая — все воскресили во мне. Опять я чувствую прежнюю тоску… Но она не бесплодна: я приношу обет, рожденный ею. Не только сама буду всегда чтить имя Абая, обещаю сделать его дорогим и для своих детей. Да будет моим материнским долгом вырастить их юными верными друзьями Абая, готовыми всегда идти за ним… Это будет последним даром моей дружбы…

Волнение охватило Абая. Слова Салтанат растрогали и умилили его. Он мысленно благодарил сестру за то, что она говорила с Салтанат о нем. Чувствуя в Макиш настоящего, близкого друга, которому легко открыть свою душу, он вслух высказал свои взволнованные мысли:

— Только Салтанат могла сказать так… Она говорила о своем долге — и этим напомнила мне о моем. Я понял ее слова: она хочет, чтоб я создавал такие стихи и песни, которые были бы любимы новым поколением, потомством нашим, ее детьми, были бы дороги им… Она будто сказала мне: «Пусть тропа моя идет за далекими перевалами — лишь бы доходил до меня твой голос…» Я понял, понял тебя, друг несбывшейся мечты моей.

257