Кунанбай угадал его мысли. Ответить нужно. Не Каратаю и Байдалы, а своему сыну, ожидающему ответа. Ответить нужно хотя бы для того, чтобы сын знал цену противникам отца.
— Каратай — опытный скакун. Он знает, где мчаться, где идти шагом. Может быть, он и прав, — начал Кунанбай, — но мне кажется — из любого достоинства человека могут вырасти и его пороки. Настойчивость и упорство я считаю самым лучшим качеством человека. И если я за что взялся, я держусь крепко. Возможно, из этого порой рождаются и мои ошибки… — И он замолчал, сильно побледнев. — Человек — раб божий. А мало ли недостатков бывает у раба? — продолжал Кунанбай спокойнее, чем вначале.
И Абай вдруг почувствовал, что отец — большой человек. Пусть косвенно, но он признал себя неправым. Он не похож на Байдалы, который легко обвиняет других, но с трудом признается в своей ошибке. Слова отца — не пустое красноречие: в них таятся глубокие мысли. Душу Кунанбая не просто познать, — так в извилистых складках горы трудно найти дорогу…
У отца — свои цели, свой путь. У сына — свои. И, подавленный, Абай уходит, унося неразвязанные узлы своих дум.
Перед возвращением в Жидебай Абай спросил у отца, когда и куда вести в этом году летнюю кочевку. Кунанбай велел Большому аулу кочевать первым. Но путь кочевий в этом году был новый: жайляу нынче намечалось за перевалом, в долине Баканаса.
Баканас и Байкошкар — самые большие реки на летних пастбищах Тобыкты. Раньше аулы Кунанбая летом располагались по Байкошкару, Баканас же принадлежал роду Кокше. А теперь Кунанбай, находясь в раздоре с Каратаем, как видно, решил захватить его жайляу.
Тут, несомненно, крылись и другие расчеты. Три рода — Бокенши, Жигитек и Кокше — собираются на лето объединиться и кочевать в одно место. Угроза Байдалы, переданная через Абая, была не пустой, — так может говорить тот, кто собирает вокруг себя единомышленников. Кунанбаю нужно было вклинить часть своих аулов в земли жигитеков: тогда все, происходящее у них, каждое их слово, каждая их уловка, каждый тайный шаг будут ему известны.
Выгоднее всего было отправить туда Большую юрту Зере: этот дом почитают все тобыктинцы. Кроме того, Улжан гостеприимна, проста и щедра — не то что Кунке. Ее приветливость привлекает к ней всех. Улжан своим обращением сумеет смягчить и очистить сердца.
Взвесив все это, Кунанбай отдал Большому аулу приказание кочевать по Баканасу через перевал и расположиться на одном жайляу с бокенши.
Абай не подозревал о тайных замыслах отца. Хотя отдельная от других кочевка их аула показалась ему затруднительной, но яркая искра радости вспыхнула в нем. Кочевать по берегу Караула, идти до Баканаса — это означало оказаться вблизи аула Суюндика. Когда он до этого задумывался о Тогжан, ему казалось, что их тропинкам не суждено уже больше ни встретиться, ни даже близко подойти друг к другу. И вот сегодня извилистый путь жизни снова повел его к аулу Тогжан!..
Все последнее время при мысли о Тогжан им овладевало тяжелое чувство, а теперь Абай не мог скрыть своей радости. При словах отца он весь покраснел. Кунанбай заметил это, но расспрашивать не стал. Конечно, Абай не возражал против такой кочевки, но раз им приходилось кочевать отдельно, он не был уверен, хорошо ли их аулу отправляться совсем одному. Он высказал отцу только это сомнение. Кунанбай, однако, заранее обдумал все.
— Одни вы не будете. За вами пойдет не меньше десяти других наших аулов, я приказал им кочевать за вами, — ответил он сыну.
Договорившись обо всем, Абай вернулся в Жидебай.
Встретить Тогжан еще раз, видеть ее — и, может быть, неоднократно, — какой неожиданной, неоценимой находкой наградила его судьба! Дорогой он позабыл обо всем в мире, — его мысли были полны Тогжан, и только ее образ возникал перед взором Абая.
«Моя единственная! Моя надежда!» — повторял он. Слова вырывались сами, непроизвольно и вторили топоту Аймандая, который мчал его вперед. Неповторимые минуты. Крылатая молодость, пламя, бушующее в груди…
От самого Карашокы до Жидебая Абай ехал быстрой рысью. Никогда еще этот путь не был так короток — Абай и сам не заметил, как доехал.
В Жидебае все уже перебрались в юрты. В этом году река Караул разлилась очень широко, и поемные луга уже покрылись зеленым ковром. Аул, приветливо белея многочисленными юртами, как будто зазывал к себе гостей. Вокруг него сгрудились отары овец, ягнята с громким блеянием бегали за матками, лаяли собаки, люди весело суетились и шумели. Абай остановил коня у Большой юрты, поздоровался с матерями и передал распоряжение отца о кочевке. Жайляу в этом году зазеленели рано, аулы, расположенные в Чингисе, не стали откочевывать к подножию, а сразу пошли на летние пастбища, — значит, не следует отставать и Большому аулу.
Улжан соглашалась с этим, но ответила сыну, что не может двинуться так быстро: сборы, увязка тюков, устройство остающихся при зимовке — все это потребует по меньшей мере пяти-шести дней.
Абай заволновался. «А вдруг аул Суюндика успеет перевалить горы и удалится так, что потом его и не догонишь?» — подумал он. А ведь какое это удовольствие — кочевать вместе с аулами, где есть друзья! Вместе двигаться, вместе останавливаться и на дневной и на ночной отдых! Кроме того, в пути к жайляу на привалах ставят обычно маленькие легкие юрты, шалаши, шатры. Если с кем сошелся душой — как хорошо тихой лунной ночью встретиться в одиноком шатре!.. От старших жигитов Абай не раз слышал о радости этих мгновений, пока еще неведомых ему.