Невеселые чувства наполняли сердце жениха.
Обилие, богатство, блеск, свита друзей и родичей — все как будто соответствовало радостному торжеству. Радушие, угощение, той, толпы гостей, блеск и пышность сопровождали каждый его шаг. Общая молитва, щедрые пожелания должны были подчеркнуть счастье, ожидающее двух молодых людей. Но, если вглядеться пристальнее — так ли это? Не совершали ли старшие все это только для соблюдения учтивости и взаимного почитания, ради выполнения веками установленных обрядов?..
Абай и Дильда даже разглядеть друг друга не успели, но старшим до этого нет дела. Первое знакомство жениха и невесты должно произойти в постели, которую сейчас приготовляют.
Абай читал много книг. Любимый друг, избранница — как обоготворял он эти слова! Они цвели в его душе чистыми, неомраченными… Тогжан, покорившая его своей сияющей красотой, терзавшая его душу, ни на миг не исчезая из его мыслей, — Тогжан была далеко. Почему она не явится перед ним сейчас крылатым видением?
Вдруг раздался серебряный звон… Абай оглянулся, — это разыскивала его одна из женге.
Она шутливо сказала ему:
— Ты думаешь — тебе и цены нет? Зачем заставляешь ее так долго ждать? — И она повела Абая в юрту.
Занавес был спущен, постель стояла готовой. Дильды и второй женге еще не было. Абай снял верхнюю одежду, женге повесила ее. Потом она сама сняла с него сапоги и напомнила, что он должен одарить ее за последний обряд — разувание. При этом обряде делается большой подарок. В кармане Абая было достаточно денег, которыми наделила его предусмотрительная мать. Абай кинул деньги женге почти с отвращением.
Едва успев раздеться, Абай бросился на кровать и лег, укутавшись в шелковое одеяло. Дильда все еще не входила в юрту, время от времени из-за двери доносился лишь звон ее шолпы. Наверное, так полагается по обычаю? Хоть бы она вошла, пока горит светильник!.. Но, уложив Абая, женге со светильником вышла на улицу и, открыв двери, пропустила Дильду.
Невеста в темноте приближалась к нему. Абай, возмущенный всем, что происходило, вдруг впал в тупое равнодушие и, не двигаясь, продолжал лежать. Но он ясно слышал каждое движение Дильды, каждый шорох, вызываемый ее приближением. Она сняла свой бешмет, потом скинула сапожки и в одно мгновение оказалась у постели. Без всякой робости она стала перед кроватью и ощупью нашла свое место. Абай и не заметил, что лег у самого края. Внезапно раздался голос невесты — немного грубоватый:
— Подвинься!
Так произошла встреча молодой пары, в честь которой в течение нескольких дней справлялся той, устраивалось угощение, тратились средства… Так равнодушно, обыденно, просто… Абай откинулся к стене.
Он не мог побороть внутреннего холода и сдержанности. Дильда тоже не пылала… Ее привели к жениху на поводу, она повиновалась обычаям — сердцу ее Абай был чужд. Гордость надменно твердила ей, что если ее жених — сын Кунанбая, то сама она — внучка всеми чтимого Алшинбая. Стесняться и робеть — удел простых людей. И она спокойно выполняла все, что ей советовала женге…
Абай после этой ночи пробыл в ауле Алшинбая еще две недели. Улжан уехала дней на пять раньше сына, а жигиты задержались с женихом.
Ко времени отъезда Абай и Дильда успели привыкнуть друг к другу. Временами они даже шутили и смеялись. Дильда казалась Абаю привлекательной и, пожалуй, красивой. Сама она тоже применилась к его нраву. Но их не влекло друг к другу, и сердцем оба они оставались холодны.
Старшие считают первый приезд жениха перевалом в молодой жизни. Абай уже прошел его. Но в его юном сердце не вспыхнуло ни одной искры пламени. Напротив, он вернулся к себе разбитый, внутренне надломленный, точно мгновенно возмужав на несколько лет.
К тому времени когда Абай возвратился от невесты, все аулы уже перекочевали на жайляу за Чингис. Аул Кунке, где находился и Кунанбай, был переполнен гостями. Абай со своими жигитами подъехал к Кунанбаю, стоявшему в толпе, и отдал ему салем.
Еще до его возвращения Кунанбай обо всем подробно расспросил Улжан. Теперь он приветливо встретил сына и радушно угостил его товарищей. Но только со стороны Кудайберды Абай почувствовал искреннюю радость по поводу его приезда.
Кудайберды долго расспрашивал Абая и Ербола об обычаях и обрядах рода Бошан. Потом стал просить их спеть ему новые песни, — это будет их подарком.
— Оказалось, что в роде Бошан поют лучше нас, — сказал Абай, взяв в руки домбру.
Кудайберды возразил с усмешкой:
— Неизвестно, кто там пел — бошаны или молодое сердце жениха, приехавшего к невесте? Может быть, для тебя там и песни-то звучали по-особенному!
Это вызвало смех окружающих. Абай не сдавался.
— Я говорю правду, Баке! — Он называл Кудайберды «Баке».
— Чем хвалить бошанов на словах, лучше сам спой!
— Вот это правильно! Песня сама за себя скажет. Начнем, Ербол!
С этими словами Абай начал запев. Ербол подхватил, и их голоса слились. Они спели песню «Статный конь». В Тобыкты она была неизвестна. От Абая не ускользнуло, что песня произвела на сидящих большое впечатление.
— Ну, что вы скажете? — спросил он.
Послышались одобрительные возгласы. Кудайберды не отставал от других.
— Хорошая песня! — повторял он.
— Тогда слушайте еще! — И Абай вдвоем с Ерболом спел другую песню — «Красотка».
Кудайберды принялся расхваливать и ее. Абай и Ербол о чем-то пошептались.