Путь Абая. Том 1 - Страница 102

102

Коримбала, подбежав к Тогжан, схватила ее за руку и потащила к качелям.

— Это и есть Абай? Я его в первый раз вижу! Хорошо, что он приехал! Мы заставим его спеть нам песни его новых родичей и разучим их. Ладно? — сказала она.

Тогжан не отвечала. Коримбала быстро оглянулась и спросила насмешливо:

— Что он — аксакал? Есть кого смущаться! Пословица говорит: «Кто не постесняется, тот везде лишку урвет». Где же Абай? Сейчас заставлю его спеть!

Скоро подошли Абай и Ербол.

Ербол сразу сумел возглавить игры и все переделал по-своему. Карашаш и он сам усадили Абая на качели против Коримбалы.

Если на качелях сидят девушка и жигит, последний должен спеть что-нибудь. Коримбала попросила Абая вместе с нею пропеть «Статный конь». Но, подпевая ему, она путалась и искажала не только припев, но и самые строфы песни. Девушки и молодые женщины сразу заметили это:

— Абай поет совсем иначе!

— Коримбала, ты путаешь!

— Сперва выучи, а потом пой вместе!

Но Коримбала не смутилась.

— Тогда пусть споет Тогжан! — засмеялась она и, не дав девушке опомниться, усадила ее на свое место.

Она начала изо всех сил раскачивать Абая и Тогжан. Остальные присоединились к ней.

Качели в полный размах взлетали вверх и стремительно опускались. Абай запел. Две первые строфы Тогжан внимательно слушала и запоминала и лишь на третьей стала уверенно и громко подпевать ему. Она сразу исправила те места, которые были искажены в ее ауле.

— Вот теперь правильно!

— Тогжан быстро научилась!

— Пойте! Пойте еще! — закричали со всех сторон.

В те мгновения, когда лунный свет падал на лицо Тогжан, Абай впивался в него взглядом. Нежный румянец, заливавший щеки, без слов выдавал глубокую тайну ее сердца. Казалось, что вместе с Тогжан ее окрыленная душа летит навстречу любимому, с каждым новым взлетом качелей повторяя: «Я с тобою навеки! Что может разлучить нас?» Песня соединяла их сильней и ближе самого крепкого объятия. Это была певучая радость — радость двух сердец, рвущихся друг к другу и торжествующих в своем победном слиянии. «Смотрите на нас! Посмейте осудить нас!» — говорила их песня. Это был вызов окружающим их людям, звездному небосклону с его сияющей луной, всей вселенной.

Песня Тогжан лилась уверенным, неудержимым потоком. На лице девушки светилось безмятежное счастье. Она неотрывно глядела на Абая и улыбалась, сияя всей нежностью, всей чистотой своего чувства, благодарная любимому за то, что он приехал, что разыскал ее в окутавшей ее серой мгле. Черные брови, тонкие, словно крылья ласточки, то разлетались мягко и приветливо, то мгновенно сдвигались над глазами.

Абай сперва говорил о своем чувстве лишь звуками волнующего душу напева, потом слова — живые, открытые, смелые — победной волной влились в звонкую струю песни: «В родниках души своей долго таила любимая сокровенные мысли, скучая о друге, — перестанет ли она теперь упрекать его? Вот он пришел, твердый, решительный, всю сияющую вселенную принес ей — все свои мысли, счастье и мольбу, — что скажет она ему? Если и теперь, бессердечная, она отвергнет его порыв, — где же в мире жалость, где справедливость? Беспощадная, не порвет ли она нежнейшую нить его надежды? Так ли виновен ее любимый, чтобы жестоко карать его?»

Песня несла на своих крыльях затаенные мысли Абая. Тогжан подпевала ему, с трепетом слушая тут же рожденные слова. Ей они были понятны. Она склонила голову, опустила свои чудесные черные глаза и вдруг умолкла.

Абай продолжал один. Он спел четыре строфы своей песни на полный трепетного волнения напев «Белая березка» и замолчал на тихой, низкой ноте. В эти строфы он вложил все — все тайные думы, скрытые им в глубине сердца, все неугасимое пламя души поэта и влюбленного, объятого печалью. Ербол не узнавал своего друга: Абай преобразился — казалось, что он, огромный и сильный, парит, распластав в небе могучие крылья.

Пение смолкло. Абай, сойдя с качелей, отошел в сторону. Карашаш говорила что-то, восхищаясь его пением, — Абай только улыбался в ответ… Его мысли были так далеко! Он не понимал ее слов.

Молодежь продолжала веселиться у качелей. Теперь Ербол затеял новые игры: ак-суек — бросание кости, а потом серек-кулак — волк и ягнята. Волком, который должен ловить ягненка и мчаться с ним в сторону, взялся быть сам Ербол. Абай, шутливо болтавший с девушками, согласился быть одним из ягнят.

Ербол оказался очень неглупым волком. Сперва он утащил двух или трех девушек, отвел их в сторону, а потом схватил Абая. Таща свою добычу, он на бегу шепнул ему:

— Спрячься в лозняке и жди меня. Сейчас утащу Тогжан… — И он понесся обратно.

Абай остался в кустарнике, ожидая похищения Тогжан. Ему не пришлось ждать долго, — Ербол тотчас же схватил ее, но на этот раз утащить добычу оказалось не так-то легко, — за ним бросилась целая толпа преследователей во главе с Коримбалой, кричавшей что было сил. Ербол отвел Тогжан в сторону, поставил ее поодаль от того места, где стоял Абай, и, шепнув ей что-то на ухо, помчался обратно.

Сквозь темную листву зарослей свет луны проникал бесчисленными серебряными лучиками. Абай сам не заметил, как очутился возле Тогжан.

Они бросились друг к другу, и девушка со слезами упала в его объятия. Плечи ее дрожали, точно в порыве неизъяснимого страха.

— Не плачь, Тогжан, — умолял Абай. Он поцеловал ее и на мгновение прижал к себе.

Она подняла на него взгляд:

102